Владимир Васильев - Чужие миры [ Авт. сборник]

А пока — в Шаксурат, на встречу с Дервишем, ибо ничего более просто не оставалось.

Рыжая шевелюра Лота, наверное, была видна издалека. Ноги вязли в грязи, сапоги отяжелели, хотелось проклинать все на свете, а Мирон в который раз ловил себя на мысли, что любит Шандалар с его вечной слякотью, несмотря ни на что.

Вскоре достигли реки Алис, неторопливо катящей темные воды на юг как раз посредине между Провостом и Торошей.

Демид, позевывая, осматривался. На юге он бывал редко, знал только окрестности Зельги да дорогу на север. Алис казался ему глубоким.

— Как перебираться-то будем? — спросил наконец он. — Лодку купить негде, а плот связать не из чего.

— Вплавь, — буркнул Лот. — Раздевайся.

Бернага поежился, поглядев во мглистый кисель за рекой. По спине бил озноб от одного взгляда на воду.

Мирон не выдержал и засмеялся. Он-то понял, что Лот шутит, хотя и вышла шутка не в меру прохладной.

— Да не дрожи ты! Смотреть на тебя жутко. Плотина есть выше по течению, по ней и перейдем.

Демид вздохнул с видимым облегчением. Холода он побаивался. Он видел не раз, как купались в озере жители Таштакурума, называющие себя моржами, и не раз перед купанием им случалось проламывать тонкий ледок на воде. Демид моржей не понимал: чего ради лезть в стылые воды озера, когда можно истопить баньку? Сейчас, конечно, он полез бы в реку вслед за Лотом и Мироном, если бы пришлось, но радости при этом не испытал бы уж точно.

— Шуточки у тебя, — поежился Демид.

Лот криво усмехнулся. Он и сам не мог придумать причину, по которой погрузился бы в эти студеные неприветливые волны.

Лот свернул направо, вдоль реки. Здесь росла низкая чахлая трава и грязи почти не было. У берега шумели на легком ветру длинные стебли камыша, юркими тенями шныряли в зарослях выдры, беззаботные и шустрые. Часто бросалась на реке рыба.

Тем временем Алис заметно мелел: стали попадаться островки и даже коряги. Толстые, черные, склизкие. Демид присвистнул: деревьев такого размера в Шандал аре практически не осталось. Только на приморских возвышенностях кое-где сохранились одинокие старые великаны, ведь с холмов вода стекала, но все равно в холодном и влажном климате они гнили заживо.

Вскоре показалась и плотина, сооружение из мощных бревен, позеленевших от старости, и целых груд хвороста. Стена стеной, сырая, сочащаяся потеками воды, покрытая бесформенными пятнами лишайника. По ту сторону плотины разлилось приличных размеров озеро.

— Ого! — оценил плотину Демид. — Кто ж ее построил-то?

— Бобры, — пожал плечами Лот. — А что?

Бернага удивился: бобры ушли из Шандалара в первый же год долгих холодов. Время разрушило их хатки, похожие на беспорядочные кучи ветвей, но эта плотина выдержала две сотни лет.

— Вообще-то ее подновляют время от времени, — пояснил Лот.

— Зачем? — Демид все удивлялся.

— Не знаю, — ответил Кидси. — Раньше купцы, идущие из Зельги в Торошу (и обратно, разумеется), за ней присматривали. Значит, нужно это кому-нибудь, ходить по болотам. Вообще должен заметить, что Шандалар вовсе не так безлюден, как кажется со стороны. Если на болотах не видно людей, это отнюдь не значит, что на болотах совсем никого нет.

«Эк его разобрало, — подумал Мирон не без изумления. — Соскучился, что ли? Он ведь последние лет семь где-то на западе пропадал, война там и посейчас не утихла… Видать, не я один так люблю наш Облачный край, каким бы он ни казался неуютным».

Шелех по-новому взглянул на рыжего Кидси. Нет, тот не всматривался туманным взором в некие бескрайние дали, он уставился себе под ноги, чтобы не влезть ненароком в лужу. Но он улыбался, старый рубака, и меч тяжело хлопал его по боку. И если тень падет на Шандалар, Лот все силы отдаст на борьбу с ней. Мирон не сомневался, что будет стоять рядом с ним, плечом к плечу, до конца. Точно так же, как молодой Демид Бернага, без году неделя как Воин. А если у страны такие защитники, как нынешние Воины, как Даки, Лерой, Эб Долгопол, как старик, Копач и настоятель Ринет Уордер, как учитель Гейч и одноногий Пью, который знает все на свете, как сотни крепких шандаларцев, живущих в холоде и сырости, от Варды до Рамана, от Адванса до Кит-Карнала, не пожелавшие уйти туда, где тепло и Солнце, значит, видят Боги, страна достойна, чтобы защищать ее до последнего вздоха.

Лот первым взобрался на скользкий гребень плотины. Осторожно ступая, он прошел между темной поверхностью озера с одной стороны и журчащими ручейками далеко внизу — с другой. По озеру гуляла мелкая рябь, сносившая всякий мусор к самой плотине.

Демид перебрался так же быстро и легко, движения его были ловкими, уверенными и стремительными на загляденье, словно у давешних выдр в камышах. Настал черед Мирона. Ему уже приходилось ступать по этой черной стене, приходилось не однажды. Главное, пробовать место, куда собираешься поставить ногу, не скользкое ли, и не глядеть вниз. И на озеро не глядеть. Только под ноги, да на ту сторону, где ждут братья-Воины.

Когда троица скрылась из виду в редких зарослях ольхи, к плотине трусцой приблизился большой черный пес, до этого прятавшийся неподалеку. Он осторожно обнюхал место, где люди взбирались на стену, потом задумчиво уставился за Алис. Хвост пса нервно подрагивал, а уши жадно ловили каждый доносящийся звук.

Правый берег реки мало отличался от левого, разве что на плоском возвышении поперечником верст в пять уныло пузырились полуживые кустики, которым не суждено было стать деревцами. Рыхлая зелень скрыла плотину, и никто из путников не обернулся.

Заночевали на островке, который пришлось долго искать. Примяли густую опоку, сверху поставили Миронову палатку, постелив мешок Демида и громадное двойное одеяло Кидси на дно. Мясо съели холодным, согрели только воды для чая. Ручей тоже пришлось долго искать — Демид потом ворчал, не унимался: «Что за страна — места сухого не сыщешь, а воды набрать чистой все равно негде. Хоть бы дождь пошел, что ли…»

— Да ну тебя, — фыркнул Мирон, с удовольствием прихлебывая из походной чаши-долбленки. — В кои-то веки за шиворот не течет, а он: дождь, дождь.

Демид, наливая дымящееся питье в такую же долбленку, посоветовал:

— Капюшон пониже натягивай, чтоб не текло!

Мирон только усмехнулся.

«Сроднились мы уже с нашими дождями. Точно. Когда в Гурду ходил с Протасом, первые дни не по себе было от света яркого да от бесконечного Солнца. А домой вернулся, влез в трясину по уши, и порядок. Чертовщина какая-то! Так у людей со временем перепонки отрастут между пальцами, ей-ей…»

Мирон вспоминал пронзительно-голубое небо над гурдскими степями, небо без привычных низких облаков, и смотреть в него было жутковато: того и гляди ухнешь в эту нависшую бездну, пикнуть не успеешь. А там — ори, не ори, в этой прозрачной пустоте. Еще странно было видеть далекий-далекий горизонт, видеть так же ясно, как сухую землю под ногами. Мирон чувствовал себя раздетым, выставленным напоказ, и не скрыться, не спрятаться никак невозможно. То ли дело дома: нырнул чуть что в туман, и поминай как звали… Воевать и маскироваться за пределами Шандалара приходилось совсем иначе.